4
Изречения св. Антония Великого и сказания о нем

1. Об отречении от мiра

Кто хочет с успехом совершать подвиг иночества, тому надобно совсем рассчитаться с мiром, и блага его все оставить и делом из него выйти и всякое пристрастие к вещам его отсечь. Эту истину впечатлительно внушил св. Антоний одному брату, который, отказавшись от мiра и раздав бедным все, что имел, удержал при себе малость некую на случай нужды какой, и пришел к св. Антонию. Старец, посмотревши на него, узнал, что в нем, и сказал ему: если хочешь быть монахом, поди в такое-то селение, купи мяса, разрежь его на тонкие куски, и, скинув одеяние, развесь на плечи и на руки, – и так приди сюда. Брат сделал, как велел ему старец, и тут собаки, птицы и шершни окружили его и ранами покрыли все тело его. Когда пришел он опять к старцу, сей спросил его, сделал ли он, что ему было приказано; он, жалуясь, показал раны свои. Тогда св. Антоний сказал ему: так бывает с тем, кто, оставляя мiр, хоть малость какую из имения удерживает при себе: ранами покроют его демоны, и истерзанный падет он в бранях (Дост. сказ. 20; Patr. Graec. t. 40, p. 1099).

Того же предмета касается и следующее сказание, сохраненное Кассианом (Coll. 24, гл. 11. 10). Пришел к св. Антонию брат, думавший, что нет никакой необходимости уходить из мiра, и начал говорит: болыпе цены имеет тот, кто подвизается в городе или селении, исполняя все, что требуется для достижения совершенства духовного. Св. Антоний спросил его: да ты где и как живешь? Тот отвечал: живу в доме родителей, которые доставляют мне все нужное. Это избавляет меня от всех забот и попечений, и я непрестанно занят только чтением и молитвой, без всякого развлечения духа чем-либо сторонним. Св. Антоний спросил его опять: скажи мне, сын мой, скорбишь ли ты вместе с ними в горестях их, и сорадуешься ли радостям их? Тот признался, что испытывает то и другое. Тогда старец сказал ему: знай же, что и в будущем веке будешь ты разделять участь с теми, с кем в сей жизни делишь ты радость и горе. И не тем только вреден для тебя избранный тобой образ жизни, что по причине каждодневной почти перемены житейских случайностей, погружает ум твой в непрестанные помышления о земном, но и тем, что лишает тебя того плода, который получил бы ты, если бы сам, трудами рук своих, добывал себе пропитание, по примеру Ап. Павла, который и среди трудов проповедания Евангелия, руками своими добывал нужное и себе и тем, кои были с ним, – как говорил он сие Ефесеянам: сами весте, яко требованию моему и сущих со мною послужисте руце мои сии (Деян. 20, 34). Делал же это он в наше назидание, чтобы дать нам пример, как писал он к Солунянам: не безчинствовахом у вас, ниже туне хлеб ядохомь у кого, но в труде и подвизе, нощь и день делающе, да не отягчим никого же от вас, не яко не имамы власти, но да себе образ дамы вам, во еже уподобитися нам (2 Сол. 3, 8. 9). Вот почему и мы, имея возможность пользоваться пособием родных, предпочитаем лучше добывать себе содержание в поте лица, нежели обеспечивать себя доставкой его от родных. Охотно избрали бы мы последнее, если бы могли считать его более полезным. К тому же знай, что если будучи здоров, ты живешь на чужой счет, то поядаешь достояние бедных и немощных.

2. Общие ответы на вопрос: что же делать?

Оставивший мiр, вступает в совершенно новую область жизни, которая хотя, конечно, не совсем безызвестной бывает для него, много, однако ж, представляет сторон, которые невольно вызывают вопрос: что же делать и как жить должно? К св. Антонию не раз обращались с таким вопросом, и вот его ответы:

Спрашивал его о сем авва Памво, и он ответил ему: не уповай на свою праведность, истинно кайся о прошедших грехах, обуздывай язык, сердце и чрево (Patr. Graec. t. 40, p. 1093. Достоп. ск. 6).

Вот что сказал он по сему же вопросу авве Пимену: дело, славнейшее из всех дел, какие может совершать человек, есть – исповедывать грехи свои перед Богом и своими старцами, осуждать самого себя, и быть готовым встретить каждое искушение, до последнего издыхания (Patr. ib. 1084: Дост. ск. 4).

Иной некто спрашивал его: что мне делать, чтобы угодить Богу? Св. Антоний отвечал: куда бы ты ни пошел, всегда имей Бога перед своими очами, чтобы ты ни делал, имей на то свидетельство в Писании, и в каком бы месте ты ни жил, не скоро уходи оттуда. Соблюдай сии три заповеди, и спасешься (Дост. ск, 3; Patr. ib. 1083).

Еще одному ученику внушал он: отвращение возымей к чреву своему, к требованиям века сего, к похоти злой и чести людской: живи так, как бы тебя не было в мiре сем, и обретешь покой (Patr. Lat. t. 73, р. 1049).

Вот что, как пишет св. Афанасий, говорил авва Антоний к братьям, приходившим к нему: всегда имейте страх пред очами своими, помните Того, Кто мертвит и живит (1 Цар. 2, 6). Возненавидьте мiр и все, что в нем, возненавидьте всякое плотское успокоение, отрекитесь сей жизни, дабы жить для Бога, помните то, что вы обещали Богу: ибо Он взыщет сего от вас в день суда. Алкайте, жаждайте, наготуйте, бдение совершайте, плачьте, рыдайте, воздыхайте в сердце своем, испытывайте себя, достойны ли вы Бога, презирайте плоть, чтобы спасти вам души свои (Дост. ск. 33 и в житии).

Подобное сему подробное указание того, что должно делать монаху, приводит св. Кассиан. Издавна, – говорит он, – ходит дивное наставление блаж. Антония, что монах, стремясь к высшему совершенству, не должен ограничиваться подражанием одному какому-либо из преуспевших отцев, потому что ни в ком нельзя найти все роды добродетелей в совершенстве. Но один украшается ведением, другой силен здравым рассуждением, третий тверд непоколебимым терпением; иной отличается смирением, иной воздержанием, иной благодатной простотой сердца, тот превосходит других великодушием, а этот милосердием, тот бдением, а этот – молчанием, или трудолюбием. Почему монах, желающий составлять духовные соты, должен, подобно мудрой пчеле, всякую добродетель заимствовать у того, кто наиболее освоен с нею, и слагать ее в сосуде сердца своего, не обращая внимания на то, чего нет у кого, но к той добродетели присматриваясь, и ту себе усвоить ревнуя, какой кто отличается (Inst. c. V. 1. 4).

3. Сила, движущая на подвиги и поддерживающая в них

Если сделать перечень всего указанного, окажется довольно просторное поприще для подвигов. Спрашивается, какая сила движет на них труженика и поддерживает его в трудах? Сила эта есть ревность о спасении, славы ради имени Божия, готовая на все. Есть эта ревность? у инока все подвиги в ходу. Нет ее, – все стало.

Почему, когда однажды брат, у которого недоставало этой ревности, пришедши к св. Антонию, просил его помолиться о нем, великий старец ответил ему: ни я, ни Бог не сжалится над тобой, если ты не будешь заботиться сам о себе, и молиться Богу (Дост. ск. 16).

По сей же причине советовал он держать себя в постоянном внимании к Богу и в бодренности, хваля как великую добродетель, если кто во все время жизни своей работает неослабно Господу, и до последнего издыхания стоит на страже против козней искусителя (Patr. Graec. t. 40, p. 1083).

Потому убеждал не послаблять себе ни в чем, но с терпением хранить всегда тот же дух ревности, говоря: монах, который несколько дней подвизается, и потом послабляет себе, потом опять подвизается и опять нерадит, такой монах все равно что ничего не делает, и никогда не достигнет он совершенства жизни, за недостатком постоянства ревности и терпения (Patr. Lat. t. 73, p. 1049).

Почему ищущего льгот называл он непонимающим своего чина и своих целей, и весь неуспех у иноков производил от недостатка усердия к трудничеству. Потому, говорил он, мы не преуспеваем, что не знаем своего чина, и не понимаем, чего требует дело, к которому приступаем, но хотим достигнуть добродетели без труда. Оттого, коль скоро встретим искушение в своем месте, переходим на другое, думая, что есть где-нибудь место, в котором нет диавола. Но кто познал, что есть брань, тот не дает себе ослабы, но постоянно воинствует, с Божьей помощью (Patr. Gr. t. 40, р. 1093).

Замечательно на сей предмет слово св. Антония к тем, которые одного не хотят, другого не могут. Пришли однажды какие-то братия к св. Антонию, и говорят ему: дай нам наставление как спастись. Старец отвечал им: вы слышали Писание? И сего очень довольно для вас. Но они сказали: мы и от тебя, отец, хотим что-нибудь услышать. Тогда старец сказал им: в Евангелии сказано: аще тя кто ударшп в десную твою ланиту, обрати ему и другую (Мф. 5, 39). Они говорят ему: мы не можем сего сделать. Старец сказал: если вы не можете подставить другой, по крайней мере переносите удары в одну. И этого но можем, отвечали те. Если и этого не можете, сказал старец, по крайней мере не платите ударом за удар. Братия сказали: и сего не можем. Тогда св. Антоний сказал ученику своему: приготовь им немного варева: они больны. Если вы одного не можете, а другого не хочете, то что я вам сделаю? Нужно молиться (им самим, или другим о них), чтобы пробудился в них дух ревности, – нравственная энергия (Дост. ск. 19).

4. Руководители ревности

Но ревность сама по себе бывает иногда слепа, и может принять направления, несообразные с целями начатой жизни. Почему должна быть ограждена руководителями. Кто же сии руководители? Св. Антоний указывает их два: свое рассуждение и совет опытных.

а) Свое рассуждение.

Сошлись некогда отцы к св. Антонию, чтобы расследовать, какая добродетель совершеннее всех и какая могла бы охранить монаха от всех сетей вражьих. Всякий из них сказал, что казалось ему правильным. При чем одни похвалили пост и бдение, так как они упорядочивают помыслы, тонким делают ум и облегчают человеку приближение его к Богу, другие больше ободряли нищету и презрение вещей земных, потому что через это ум становится спокойней, чище и свободней от забот мiрских, а потому приближение его к Богу делается более удобным, некоторые хотели дать преимущество перед всеми добродетелями милосердию, потому что Господь скажет милосердным: приидите благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам царствие от сложения мiра (Мф. 25, 34), иные говорили иное. А св. Антоний сказал: все добродетели, о которых вы поминали, очень спасительны и крайне нужны тем, кои ищут Бога, и кои пламенеют сильным желанием приблизиться к Нему. Но мы видели, что многие измождали свои тела чрезмерным пощением, бдениями, удалением в пустыню, усердно также ревновали о трудах, любили нищету, презирали мiрские удобства, до того, что не оставляли себе столько, сколько нужно на один день, но все, что имели раздавали бедным, и однако ж бывало, что после всего этого они склонялись на зло и падали, и лишившись плода всех оных добродетелей, делались достойными осуждения. Причина этому не другая какая, как то, что они не имели добродетели рассуждения и благоразумия, и не могли пользоваться ее пособием. Ибо она-то и есть та добродетель, которая учит и настраивает человека идти прямым путем, не уклоняясь на распутья. Если мы будем идти царским путем, то никогда не будем увлечены наветниками нашими, – ни справа, – к чрезмерному воздержанию, – ни слева, – к нерадению, беспечности и разленению. Рассуждение есть око души и ее светильник, как глаз есть светильник тела: так что если это око светло будет, то и все тело (наших деяний) светло будет, если же око сие темно будет, то и все тело темно будет, как сказал Господь в св. Евангелии (Мф. 6, 22. 23). Рассуждением человек разбирает свои желания, слова и дела, и отступает от всех тех, которые удаляют его от Бога. Рассуждением он расстраивает и уничтожает все направленные против него козни врага, верно различая, что хорошо и что худо.(Patr. Gr. t. 40, p. 1096; Дост. ск. 8).

На этот же предмет указывает и следующее изречение: кузнец, взяв кусок железа, наперед смотрит, что ему делать: косу, меч или топор. Так и мы наперед должны рассуждать, к какой нам приступить добродетели, чтобы не напрасно трудиться (Дост. ск. 35).

Ближе бы всего, конечно, руководиться своим рассуждением, если бы его всегда на все и у всех доставало. Но как этого сказать нельзя, то более верное и безопасное руководство есть:

б) Совет опытных.

В сем смысле говорит св. Антоний: я знаю монахов. которые после многих трудов пали и подверглись безумию, потому что понадеялись на свои дела и презрели заповедь Того, Кто сказал: вопроси Отца твоего, и возвестит тебе (Втор. 32, 7). (Дост. ск. 37).

И еще: Св. Писание говорит: имже несть управления, падают аки листвие (Прит. 11, 14), и заповедует ничего не делать без совета, так что не позволяет даже духовное питие, веселящее сердце человека, пить без совета, когда говорит: без совета ничего не твори (Сир. 32, 21), и: с советом пей вино. – Человек, без совета делающий дела свои, походит на город неогражденный, в который, кто ни захочет, входит и расхищает его сокровища (Patr. Gr. t. 40, p. 1098).

Спрашивать других св. Антоний считал столь спасительным делом, что даже сам учитель всех обращался с вопросом к ученику своему, преуспевшему однако ж, и как тот сказал, так и поступал. Ибо повествуют, что когда авва Антоний получил от императора Констанция письменное приглашение прибыть в Константинополь, то обратился к Павлу препростому с вопросом: должно ли мне идти? И когда тот сказал: если пойдешь, будешь Антоний, а если не пойдешь, то будешь авва Антоний – чем не одобрялось такое путешествие, – то он спокойно остался на месте (Достоп. сказ. 32).

Так и всем другим советовал он поступать, говоря: монах, если можно, должен спрашивать старцев о всяком шаге, который делает в келье своей и о всякой капле воды, какую выпивает. Я знаю некоторых монахов, которые пали потому, что думали одни, сами по себе, угодить Богу (Patr. Gr. t. 40, p. 1082; Дост. ск. 38).

Таким образом св. Антоний не одобрял доверие к своему суждению. Не потому ли отнесся он с похвалами и об авве Иосифе, сказавшем на один вопрос из Писания: "не знаю", что этим, кроме смирения, выражалось и недоверие к своему уму? Это было так: пришли к св. Антонию старцы, а с ними был и авва Иосиф. Старец, желая испытать их, предложил им изречение из Писания и стал спрашивать каждого, начав с младших, что значит сие изречение? Каждый говорил по своим силам, но старец каждому отвечал: нет, не узнал. После всех он говорит авве Иосифу: ты что скажешь о сем изречении? Не знаю, отвечал Иосиф. Авва Антоний говорит: авва Иосиф попал на путь, когда сказал: не знаю (Дост. ск. 17).

Впрочем и другим доверять советовал он не без ограничений. Надобно наперед удостовериться в правомыслии и в опытности старца, – и тогда уже доверяться его слову и беспрекословно принимать его советы. Признак, по которому это можно распознать, есть согласие слова его с Словом Божиим. Надобно смотреть, говорил он, на то, что повелевается. Если кто укажет тебе что-либо такое, что согласно с заповедями Господа нашего, – прими то с покорностью и старайся соблюдать, да исполнится и в нас слово Апостола: повинуйтся друг другу в страхе Божии (Гал. 5, 13; Еф. 5, 21). Напротив, если кто укажет тебе что противное Божественным заповедям, то скажи дающему наставление: аще праведно есть тебя послушать паче, нежели Бога? (Деян. 4, 19). Подобает повиноватися Богови, пачеу нежели человеком (Деян. 5, 29). Будем помнить также слово Господа: овцы Мои гласа Моего слушают, и к чуждему не идут, яко не знают чуждого гласа (Иоан. 10, 5). Равным образом и блаженный Павел убеждает, говоря: аще мы, или Ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет (Гал. 1, 8). (Patr. gr. t. 40, р. 1083).

Повод к такому ограничению, вероятно, подали ариане, которые привлекали иных к себе видом благочестия и потом напояли ядом своего лжеучения. А может быть и то послужило к сему поводом, что иные брались руководить других, сами опытом не изведавши многого. На этот случай он имел обычай говорит: древние отцы уходили в пустыню, и там трудами своими многими уврачевав души свои, уразумевали как можно врачевать и других. Почему, возвратясь оттуда, становились спасительными врачами других. Из нас же если случится кому выйти в пустыню, то мы прежде чем оздоровеем сами, берем на себя заботу о других, от чего возвращается к нам прежняя немощь и бывают нам последняя горше первых. Чего ради идет к нам слово: врачу, исцелися сам прежде (Лук. 4, 23). (Patr. lat. t.73, р. 1053).

5. Чем возгревать ревность?

В человеке ничто ровно не стоит, но то усиливается, то слабеет. Так и ревность то пламенеет, то погасает. В последнем случае надобно ее возгревать, чтобы совсем не погасла. Чем же и как? Во-первых, памятью о смерти. Неоднократно твердил св. Антоний всем напечатлеть в уме и сердце, что этот день, который мы проживаем, есть последний.

Во-вторых приведением на мысль того, что будет по смерти. Чтобы напечатлеть в душах своих учеников эту мысль, он рассказывал им, что открыто было ему самому, как повествует о том Афанасий Великий в его жизнеописании.

Однажды, пред вкушением пищи, около девятого часа, встав помолиться, св. Антоний ощутил в себе, что он восхищен умом, и что всего удивительнее, видит сам себя будто бы он вне себя, и кто-то как бы возводит его по воздуху, в воздухе же стоят какие-то мрачные и страшные лица, которые покушались преградить ему путь к восхождению. Путеводители Антониевы сопротивлялись им, но те приступали будто с правами, требуя отчета, не подлежит ли Антоний в чем-либо их власти. Надо было уступить, и они готовились вести счет. Но когда они хотели вести счет с самого рождения св. Антония, то путеводители его воспротивились тому, говоря: что было от рождения, то изгладил Господь, когда он дал иноческий обет, ведите счет с того времени, как сделался он иноком и дал обет Богу; но в этом отношении обвинители его ни в чем не могли уличить его; почему отступили, – и путь к восхождению Антония сделался свободным и невозбранным. После сего св. Антоний стал ощущать, что он опят входит сам в себя, и потом стал совсем прежним Антонием. Но он уже забыл о пище, и весь остаток того дня и ночь всю провел в воздыханиях и молитвах, дивясь, со сколь многими врагами предстоит нам брань и с какими трудами должно будет человеку проходить по воздуху. Тогда пришли ему на память слова Апостола Павла о князе власти воздушныя (Еф. 2, 2). Ибо враг имеет в воздухе власть вступать в борьбу с проходящими по оному, стараясь преградит им путь. Почему наипаче и советовал Апостол: приимите вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют (Еф. 6, 13) и да посрамится враг, ничтоже имея глаголати о нас укорно (Тит. 2, 8).

Так повествует св. Афанасий, и хоть не замечено потом нигде, чтобы св. Антоний рассказывал о том другим, но сомневаться в том не следует, потому что знать о виденном нужно было не столько для него, сколько для других. 0 другом, того же предмета касающемся видении, замечено, что он рассказывал его и другим. Св. Афанасий пишет: вел св. Антоний однажды разговор с пришедшими к нему братиями о состоянии души по смерти, и о том, где будет ее местопребывание. В следующую за тем ночь зовет его некто свыше, говоря: встань, выйди и посмотри; Антоний выходит (ибо знал, кто приказывал ему) и возведши взор, видит какого-то великана, безобразного и страшного, который головой касался облаков, а тут с земли поднимались какие-то пернатые, из которых одним великан преграждал путь, а другие перелетали через него, и миновав его, уже безбедно возносились горе. На последних он скрежетал зубами, а о первых радовался. Невидимый голос сказал при сем: Антоний, уразумей виденное! Тогда отверзся ум его, и уразумел, что это есть прохождение душ от земли и что воликан этот есть исконный враг наш, который удерживает нерадивых и покорявшихся его внушениям и возбраняет им идти далее, а ревностных и не слушавших его задержать не может, и они проходят выше его. Такое видение св. Антоний принял как бы за напоминание себе, и стал прилагать еще большее старание о преуспеянии в подвигах противления всему вражескому. С той же целью т.е. для возбуждения большей ревности о чистоте жизни, рассказывал он о сем видении и другим.

Авва Кроний говорит, что однажды св. Антоний рассказывал об этом видении перед большим собранием. При чем он дополнял, что св. Антоний, перед этим видением, целый год молился, чтобы ему открыто было, что бывает по смерти с душами праведных и грешных; что у великана руки простерты были по небу, а под ним лежало озеро величиной с море, в которое падали птицы, которых ударял он рукой (Лавсаик, гл. 24). В Латинском Отечнике, в рассказе о сем дается мысль, что пернатые тогда только ударяемы были великаном и ниспадали в озеро, когда останавливались сами в воздухе ниже его рук, не имея сил подняться выше их, а которые сильны были подняться выше его рук и головы, на тех он только скрежетал зубами, смотря как они воспаряли потом к небу и были принимаемы Ангелами (Patr. Lat. t. 73, p. 1044).

Каким возбудительным страхом исполнялись души, слыша о сем! Но вот и отрадное видение, сильное оживляет ревность упованием светлого состояния. Это видение о св. Аммоне, не столько ученике, сколько друге и собеседнике св. Антония. Пишет св. Афанасий, что св. Антоний, сидя однажды на горе, взглянул на небо, и видит что кто-то огненной полосой возносится по воздуху на небо, а свыше сходит к нему в сретение сонм радующихся Ангельских ликов. Дивя тому, он начал молиться, чтобы Господь благоволил открыть ему, что сие значит. И был к нему глас и это душа Аммона, Нитрийского инока. Сей Аммон до старости прожил в строгом подвижничестве. Он бывал у св. Антония, и св. Антоний бывал у него. Расстояние от Нитрийских гор до горы св. Антония 13 дней пути (650 верст). Когда бывшие при нем братия спросили его, чему он так дивился, он сказал, что видел и слышал об Аммоне. Когда через 30 дней, пришли братья из Нитрид, они спросили об Аммоне, и узнали, что он точно скончался в тот самый день и час, в который старец видел, как душа его возносилась на небо.

Не менее сильно прогоняет разленение и возбуждает энергию и следующее видение, о котором рассказывает сам св. Антоний. Молил я Бога, говорит он, показать мне, какой покров окружает и защищает монаха! И видел я монаха. окруженного огненными лампадами, и множество Ангелов блюли его, как зеницу ока, ограждая мечами своими. Тогда я вздохнул и сказал: вот что дано монаху! И несмотря однако на то, диавол одолевает его, и он падает. И пришел ко мне голос от милосердного Господа и сказал: никого не может низложить диавол, он не имеет более никакой силы после того, как Я, восприяв человеческое естество, сокрушил его власть. Но человек сам от себя падает, когда предается нерадению и поблажает своим похотям и страстям. Я спросил: всякому ли монаху дается такой покров? И мне было показано множество иноков, огражденных такой защитой. Тогда я воззвал: блажен род человеческий, и особенно воинство иноков, что имеет Господа, столь милосердного и столь человеколюбивого! Будем же ревновать о спасении своем и, прогнав всякое нерадение, усердно нести труды наши, да сподобимся царствия небесного, благодатью Господа нашего Иисуса Христа (Patr. Graec. t. 40, р. 1083).

В другой раз св. Антоний открыл своим ученикам, как от умаления ревности раcслабеет монашество и померкнет слава его. Некоторые ученики его, видя беcчисленное множество иноков в пустыне, украшенных такими добродетелями, и с таким жаром ревнующих о преуспеянии в святом житии отшельническом, спросили авву Антония: Отче, долго ли пребудет этот жар ревности и эта любовь к уединению, нищете, смирению, воздержанию и всем прочим добродетелям, к которым ныне так усердно прилежит все это множество монахов? Человек Божий с воздыханием и слезами ответил им: придет время, возлюбленные дети мои, когда монахи оставят пустыни, и потекут вместо них в богатые города, где, вместо этих пустынных пещер и тесных келий, воздвигнут гордые здания, могущие спорить с палатами царей; вместо нищеты возрастет любовь к собиранию богатств, смирение заменится гордостью, многие будут гордиться знанием, но голым, чуждым добрых дел, соответствующих знанию, любовь охладеет, вместо воздержания умножится чревоугодие, и очень многие из них будут заботиться о роскошных яствах, не меньше самых мiрян, от которых монахи ничем другим отличаться не будут, как одеянием и наглавником, и не смотря на то, что будут жить среди мiра, будут называть себя уединенниками (монах – собственно уединенник). При том они будут величаться, говоря: я Павлов, я Аполлосов (1 Кор. 1, 12), как бы вся сила их монашества состояла в достоинстве их предшественников: они будут величаться отцами своими, как Иудеи – отцом своим Авраамом. Но будут в то время и такие, которые окажутся гораздо лучше и совершеннее нас, ибо блаженнее тот, кто мог преступить, и не преступил, – и зло сотворить, и не сотворил (Сир. 31, 11), нежели тот, кто влеком был к добру массой стремящихся к тому ревнителей. Почему Ной, Авраам и Лот, которые вели ревностную жизнь среди злых людей, справедливо так много прославляются в Писании (Patr. Graec. t. 40, р. 1095).

Тем и другим напоминанием, т.е. о смерти, и о том, что будет по смерти, возгревается страх Божий, – который есть третий возбудитель ревности. К страху Божию призывал св. Антоний, как мы видели уже, в многосодержательном изречении: всегда имейте страх Божий, бойтесь Того, Кто мертвит и живит (см. выше п. 7). В другом кратком изречении он указывает в страхе Божием источник готовности и годности на все добродетели. Страх Божий, говорит он, есть начало всех добродетелей и начало премудрости. Как свет, входя в какой-либо темный дом, разгоняет тьму его и освещает его, так страх Божий, когда войдет в сердце человеческое, то прогоняет тьму и возжигает в нем ревность ко всем добродетелям (Patr. gr. t. 40, р. 1084).

Потому всячески предостерегал от потери сего страха. Не выходи, говорил, из кельи, а то потеряешь страх Божии. Ибо как рыба, извлеченная из воды, умирает, так замирает страх Божий в сердце монаха, если он выходит из кельи блуждать вне (там же).

Но все эти поддержки ревности действуют понудительно, влекут со вне, хотя устрояются внутри. Надо стяжать внутренних возбудителей ревности, так чтобы она сама била из сердца, как ключ воды. До этого доводят сердце: 1) ощущение сладостей жизни по Боге. Пока не образуется это ощущение, до тех пор ревность наша ненадежна. Почему, когда один брат спросил св. Антония: отчего, когда Бог, по всему Писанию, обещает душе блага высшие, душа не бывает постоянно тверда в искании их, а уклоняется к переходящему, тленному и нечистому? – он отвечал: кто не вкусил еще сладости небесных благ, тот не прилепился еще к Богу от всего сердца своего, потому и возвращается на тленное. Но пока не достигнет кто такого совершенства, должно работать Богу из покорности св. воле Его, так чтобы таковой с Пророком говорил: скотен бых у Тебе (Пс. 72, 23), т.е. я работал Тебе, как подъяремное животное (Patr. lat. t. 73, р. 1056).

Отсюда 2) любовь к Богу – еще сильнейший возбудитель ревности. Св. Антоний сам по себе знал, что любовь сильнее страха, и говорил: я уже не боюсь Бога, но люблю Его (т.е. не страхом побуждаюсь, как держать себя, но любовью); ибо любы вон изгоняет страх (1 Иоан. 4,18). (Дост. ск. 32).

И других убеждал он, чтоб паче всего воспитывали в себе любовь к Богу, как силу несокрушимую и неотпадающую. Так, когда однажды спросили его братья: чем лучше можно угодить Богу? он ответил: самое угодное Богу дело есть дело любви. Его исполняет тот, кто непрестанно хвалит Бога в чистых помышлениях своих, возбуждаемых памятью о Боге, памятью об обетованных благах, и о всем, что Он для нас совершить благоволил. От памятования о всем этом рождается любовь полная, как предписывается: возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея и всею силою твоею (Втор. 6, 5), – и как написано: якоже желает елень на источники водныя, тако желает душа моя к Тебе, Боже (Пс. 41, 2). Вот дело, которым должны мы благоугождать Богу, да исполнятся и в нас слова Апостола: кто ны разлучит от любве Божия? скорбь ли, или теснота, или гонения, или голод, или нагота, или беда, или меч? Ничто же (Римл. 8,35. 38). (Patr. gr. t. 40. р. 1094).

От сей или вместе с ней приходит 3) радость доброделания и пребывания в порядках Божиих, которая в свою очередь становится возбудителем ревности. Сюда относится следующее изречение св. Антония. Спросили его: что есть радость о Господе? Он ответил: делом исполнить какую-либо заповедь с радостью, во славу Божию, – вот что есть радость о Господе. Ибо когда исполняем Его заповеди, нам должно радоваться; напротив, когда не исполняем их, должно нам печалиться. Почему постараемся исполнять заповеди с радостью сердца, чтобы взаимно соутешаться в Господе; только всячески при этом будем опасаться, чтоб радуясь не вознестись гордостью, но все упование свое возлагать на Господа (Patr gr. t. 40, р. 1095. Подобная мысль у Василия Вел. крат. прав. вопрос. 193).

6. Подвиги и доброделание, в частности

Так руководимая и возгреваемая ревность обращается на подвиги, и телесные и душевные, и на всякое доброделание.

Сколъко надобно измождать плоть свою, указал св. Антоний в общем наставлении о подвигах (см. п. 7), и в вычислении причин движения похоти (см. извлеч. п. 18), между которыми стоит и питание вдоволь плоти, – чем (как на средство против таких движений) указывается на истощание тела постом (Дост. ск. 22). Св. Антоний заповедывал быть к телу очень строгим (см. выше п. 7), и осуждал всякую поблажку. Почему не благоволительно отнесся о тех, кои ходят в баню. Отцы наши, говорил он, и лиц своих никогда не умывали, – а мы ходим в бани мiрские (Алфав. патер. ст. 4).

После усмирения плоти большое значение придавал он обузданию языка. Этот подвиг ставил он наряду с странничеством, говоря: странничество наше в том, чтобы держать затворенными уста свои (там же, стр. 4 об.).

Те же, которые говорят все, что ни приходит им в голову, походят на двор без ворот, на который всходит кто ни захочет, подходит к стойлу и отвязывает осла. Мысль эта хоть не св. Антонием высказана, но в присутствии его, и им, конечно, одобрена (Дост. ск. 18).

И еще большое значение давал сидению в келье. Как рыбы, говорит он, оставшись долго на суше, умирают, так и монахи, находясь долго вне кельи, или пребывая с мiрскими людьми, теряют любовь к безмолвию. Посему как рыба рвется в море, так и мы должны спешить в келью, дабы, оставаясь вне оной, не забыть о внутреннем бдении (Дост. ск. 10).

Вообще советовал держать себя в келье так строго, чтоб келья для инока была печью Вавилонскою, обжигающей в нем все нечистое (Patr. gr. t.40, 1086).

Допускал, однако ж, он и некоторое послабленье в напряжении подвигов, как видно из ответа его охотнику. Сказывают, что некто, в пустыне ловя диких зверей, увидел, что авва Антоний шутил с братиями, и соблазнился. Старец, желая уверит его, что нужно иногда давать послабление братии, говорит ему: положи стрелу на лук свой и натяни его. Он сделал так. Старец говорит ему: еще натяни. Тот еще натянул. Опять говорит: еще натяни. Охотник отвечал ему: если я сверх меры натяну лук, то он переломится. Тогда старец сказал ему: так и в деле Божием: если мы сверх меры будем напрягать силы братий, то они скоро расстроятся. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии. – Охотник, услышав это, пришел в умиление и пошел от старца с назиданием. А братья, укрепясь тем, возвратились в свое место (Дост. ск. 13).

Более впрочем сохранились такие изречения и сказания, в которых указываются душевные подвиги, или расположения сердца, условливающие успех. Таковы:

Терпение. Оно столько нужно подвижнику, что коль скоро его нет, то и сам он никакой цены не имеет. Так, хвалили братия св. Антонию одного монаха. Когда монах сей пришел, св. Антоний захотел испытать его, перенесет ли он оскорбление, и увидев, что не переносит, сказал ему: ты похож на село, которое спереди красиво, а сзади разграблено разбойниками (Дост. ск. 15).

Тернение нужно потому, что искушения для нас нужны. И св. Антоний говорил: никто без искушений не может войти в царствие небесное, не будь искушений, никто бы и не спасся (Дост, ск. 5).

Молитва. Этому учил он примером, ибо все знали, как долго он молился. Мы знаем, говорили ученики его, блаженный старец иногда так углублялся в молитву, что простаивал в ней целую ночь, и когда восходящее солнце пресекало сию его пламенную в восхищении ума молитву, мы слыхали, как он говорил: зачем мешаешь ты мне, солнце? Ты для того будто и восходишь, чтобы отвлекать меня от Божественного умного света (Patr. lat. t. 73, р. 848).

Слезы. Так, когда брат спросил св. Антония: что мне делать с грехами моими? Он ответил: кто хочет освободится от грехов, плачем и стенанием освободится от них: и кто хочет настроиться на добродетели, – слезным плачем настроится. Само псалмопение есть плач. Помни пример Езекии, царя Иудейскаго, который, как написано у Исаии Пророка (гл. 38), за плач не только получил исцеление от болезни, но и сподобился прибавления жизни на 15 лет, и на которого нашедшее вражеское войско в 185 тысяч сила Божия поразила на смерть, ради пролитых им слез. Св. Петр Апостол плачем получил прощение в том, что погрешил против Христа, отрекшись от Него. Мария, за то, что орошала слезами ноги Спасителя, сподобилась услышать, что об этом всюду будет возвещаться вместе с проповедью Евангелия (Patr. lat. t. 73, р. 1055).

Места же смеху не находил св. Антоний в жизни инока, и когда ученики спросили его: можно ли нам когда-нибудь смеяться? Ответил: Господь наш осуждает смеющихся, когда говорит: Горе вам смеющимся ныне, яко возрыдаете и восплачете (Лук. 6, 25). Итак, верному монаху не должно смеяться, нам должно паче плакать о тех, коими хулится имя Божие, по той причине, что они преступают закон Его, и всю жизнь свою иждивают, погрязая во грехах. Будем рыдать и плакать, непрестанно умоляя Бога, чтоб Он не попустил им ожестеть во грехах и смерть не застала их прежде покаяния (Patr. gr. t. 40, р, 1096. Подобное у Василия Великого крат. прав. 31).

Смирение, привлекающее покров свыше и обезопасивающее от всех падений. Видел я, говорил св. Антоний, однажды все сети врага, распростертые по земле, и со вздохом сказал: кто же избегнет их? Но услышал глас, говорящий мне: смиренномудрие (Дост. ск. 7).

Почему внушал потом: если подвизаемся добрым подвигом, то должно нам крайне смиряться пред Господом, чтобы Он, ведающий немощь нашу, покрывал нас десницею Своею и хранил, ибо если вознесемся гордостью, Он отнимет покров Свой от нас, и мы погибнем (Patr. gr. t. 40, р. 1090).

В другой раз сказал он: как гордость и возношение ума низвергли диавола с высоты небесной в бездну, так смирение и кротость возвышают человека от земли на небо (Там же, стр. 1081).

Почему, чтобы подвиг, например молчанья, не привел к гордости, он советовал давать ему самоуничижительный смысл. Если кто, говорил он, берет на себя подвиг молчания, пусть не думает, что проходит какую добродетель, но пусть держит в сердце, что потому молчит, что не достоин говорит (Patr. lat. t. 73, р. 1051).

Внушал также св. Антоний, что Сам Господь так ведет нас внутренне, что скрывает от нас наше добро, чтобы удержать в смиренных о себе чувствах. Он говаривал: если мельник не будет закрывать глаз животного, вращающего колесо, то дело его не будет идти успешно. У сего животного кружилась бы голова, и оно падало бы, не имея возможности работать. – Так и мы, по Божию устроению, получаем прикрытие, чтоб нам не видеть добрых дел своих, дабы ублажая себя за них, мы не возгордились и не потеряли плода всех трудов своих! Это бывает, когда мы оставляемы бываем обуреваться нечистыми помыслами, в которых мы не можем не осуждать самих себя и своей мысли. А в таком положении помышление о нашей доброте не может иметь места, и след. наше маленькое добро прикрывается и не видно бывает из-за этих нечистых помыслов (Перифраз, там же., стр. 1037).

Сколько пагубно самомнение, разительно это внушалось падением юного подвижника после совершенного им чуда. Мимо места, где подвизался сей юный, шли старцы к св. Антонию и крайне утомились. Он позвал диких ослов и повелел им донести на себе сих старцев до св. Антония. Когда старцы сказали о сем св. Антонию, он отвечал: монах этот, как мне кажется, есть корабль, полный груза, но не знаю, взойдет ли он в пристань. – И действительно, возмечтав о себе, он пал через несколько времени. Прозрев это, св. Антоний сказал ученикам: сей час пал тот юный подвижник. Пойдите, посмотрите. Они пошли и увидели его сидящим на рогоже и оплакивающим сделанный грех (Дост. ск. 94).

Но сколько самомнение пагубно, столь же напротив спасительно самоуничижение. Это представляет пример башмачника, о котором св. Антоний имел указание свыше. Св. Антоний молился в келье своей и услышал глас, говоривший ему: Антоний, ты еще не пришел в меру такого-то башмачника, в Александрии! Св. Антоний пошел в Александрию, нашел этого башмачника, и убедил его открыть, что есть особенного в его жизни. Он сказал: я не знаю, чтоб когда-нибудь делал какое-либо добро, почему, вставши утром с постели, прежде чем сяду за работу, говорю: все в этом городе от мала до велика войдут в царствие Божие за свои добрые дела, один я за грехи мои осужден буду на вечные муки. Это же самое со всей искренностью сердечной повторяю я и вечером прежде, чем лягу спать. Услышав это, св. Антоний сознал, что точно но дошел еще в такую меру (Patr. lat. t. 73, р. 785).

Не это ли послужило поводом к тому, что он потом часто повторял наставление: нам надобно всегда во всем самих себя укорять и обвинять, и делать это искренно, ибо кто сам себя укоряет, того оправдывает и прославляет Бог (Там же).

Взаимное услужение и помогание. Братья спросили св. Антония: если кто скажет: я ничего не буду брать у братий, и сам ничего не буду им давать, – для меня достаточно моего, хорошо ли это? Св. Антоний отвечал: дети мои! кто таков, тот жесток сердцем, и душа у него – душа льва. Его должно считать отчужденным от сообщества всех добрых людей (Patr. Graec. t. 40, р. 1095).

В другой раз спросили еще его: как должно служить братиям? Он отвечал: братия, которые хотят служить братиям, пусть служат им как слуги своим господам, и как Господь служил Петру, которому оказал Он последнее услужение, будучи Творцом его. Этим показал Господь, что если те, которые отвергают оказываемое им услужение, не безупречны, то тем паче достойны осуждения те, которые низким считают послужить братиям. Если первые не будут иметь части с Господом, как сказал Господь Петру, то что сказать о последних? (Там же).

И вообще говорил он: от ближнего – живот и смерть. Ибо если мы приобретаем брата, то приобретаем Бога, а если соблазняем брата, то грешим против Христа (Дост. ск. 9).

Сострадание и снисхождение к падающим. В обители аввы Илии с одним братом случилось искушение. Его выгнали оттуда, и он пошел в Гору к авве Антонию. Авва Антоний, подержав его несколько времени у себя, послал в обитель, из которой он пришел. Но братья опять прогнали его. Он снова пришел к авве Антонию и сказал ему: не захотели принять меня братия, отче! Тогда старец послал его с такими словами: буря застигла корабль на море, он потерял груз свой и с трудом сам спасся, а вы хотите потопить и то, что спаслось у берега. Братия, услышав, что брата послал к ним авва Антоний, тотчас приняли его (Дост. ск. 21).

В одной обители оклеветали брата в блудодеянии, и он пришел к авве Антонию. Пришли также и братия из обители, чтобы уврачевать его и опять к себе взять. Они стали обличать его, зачем он так сделал, а брат защищался, говоря, что он ничего такого не делал. Случилось тут быть и авве Пафнутию Кефалу. Он сказал им такую притчу: на берегу реки видел я человека, который увяз по колена в грязи. Некоторые пришли подать ему помощь, и погрузили его по самую шею. Авва Антоний сказал после сего: вот истинно такой человек, который может врачевать и спасать души! – Братия, тронутые словами старцев, поклонились брату, и по совету отцев, приняли его опять к себе (Дост. ск. 29).

Замечательна мысль св. Антония о том, кто может иметь истинное братолюбие. Он говорил: человек никогда не может быть истинно добрым, как бы ни желал того, если не вселится в него Бог, ибо никто же благ, токмо Бог един (Patr. lat. t. 73, р. 785).

7. Последняя цель всего и верх совершенства

Это боговселенье или жизнь в Боге и есть последняя цель всех подвижнических трудов и верх совершенства. Сам Бог показал сие св. Антонию, когда он сподобился такого откровения в пустыни: есть в городе некто подобный тебе, искусством врач, который избытки свои отдает нуждающимся и ежедневно поет с Ангелами Трисвятое (т.е. при совершенстве любви к ближнему, в Боге живет и пред Богом ходит). (Дост. ск. 24).

8. Совершенство святого Антония и слава на небе

Говорили об авве Антонии, что он был прозорливец, но избегая молвы людской, не хотел разглашать о сем; ему открываемы были и настоящие и будущие события мiра (Дост. ск. 30).

Один старец просил у Бога, чтобы ему увидеть отцов (в славе), и увидел он их всех, кроме аввы Антония. Он спросил того, кто показывал ему: где же авва Антоний? Тот отвечал: Антоний там, где Бог! (Дост. ск. 28).

4 Изречения св. Антония Великого и сказания о нем